Догоняющая модель развития. Особенности и общие черты «догоняющего развития» отдельных групп стран

Высокоразвитые страны , ступив на новый путь цивилизации постиндустриального общества, развиваются тем не менее на основе различных моделей рынка .

Либеральная (американская) модель построена на системе всемерного поощрения предпринимательской активности , усилий наиболее деятельной части населения. Эта модель ориентирована на достижение личного успеха «экономического человека ». В ее основе лежат принципы монетаризма .

Снижение уровня финансирования социальных правительственных программ признается обязательным условием оздоровления экономики, поскольку позволяет воспрепятствовать иждивенчеству граждан и активизирует стимулы их деловой активности. При эффективном рынке работающий человекспособен сам заработать и решить свои проблемы (жилищные, медицинские и др.), не прибегая к помощи государства. Малообеспеченным группам населения создается приемлемый уровень жизни за счет частичных льгот и пособий. Однако проблема выравнивания доходов не ставится.

Либеральная модель ориентируется на сильного производителя , который не нуждается в протекционистских мерах. Поэтому такую модель называют либеральной. Она пропагандирует необходимость отказа от протекционистских мер и в области внешней торговли, и валютных отношений (пошлин, количественных ограничений импорта, валютных интервенций, девальваций и др.).

Строй эффективных производителей может успешно функционировать, если он опирается на столь же эффективную денежно-кредитную политику Центрального банка . Центральный банк, а не государство в либеральной модели является главным макроэкономическим координатором. Он должен создать низкий инфляционный фон хозяйственных процессов. Предупреждение возможной инфляции должно происходить на основе бездефицитного государственного бюджета. Таким образом, регулирование реального сектора в либеральной модели осуществляется косвенным образом через функции

ЦБ, воздействуя на финансовые рынки и на процесс предложения денежной массы.

Либеральная модель, которой придерживались США, с самого начала своего развития ориентировалась на научно-технический прогресс (НТП) . Он позволял экономить на фонде заработной платы, что было очень важно в условиях дорогой в этой стране рабочей силы. На такой базе сформировался предпринимательский менталитет страны, воспринимающий НТП как неотвратимый процесс. Лидерство в НТП на мировых рынках позволило американскому бизнесу получать дополнительные выгоды.

Жесткое антимонопольное регулирование внутреннего рынка ограничивает возможность получения на нем монопольной прибыли. Но выход на мировой рынокпозволяет использовать такие возможности . Работа на мировом рынке усилила новационную направленность американского бизнеса, поскольку этот рынок с его жесткими условиями конкуренции заставлял быть еще более динамичным.

Осознание факта, что монопольная рента возможна только при сохранении лидерства в НТП , естественно, активизировало США в освоении этого пути. Они активно включились в процесс всеобщей компьютеризации производства и достигли фактически предела потребностей в персональных компьютерах.

Начиная с послевоенного периода, ни одна страна мира не вкладывала столько средств в образование, научные исследования и технологические разработки, как США. Результатом стало явное лидерство США на рынке технологических достижений . Следует особо подчеркнуть способ финансирования НТП. Государство осуществляет поддержку не конкретно тому или иному предприятию, а направлению технического прогресса.»

Развитие на основе лидерства в НТП строится на вложениях в человека. Именно на это нацеливала программа президента Б. Клинтона. На «человеческий капитал» приходится примерно 3/4 национального богатства США.

США сформировались как большая открытая экономика с чрезвычайно емким внутренним рынком и высококонкурентными производителями. Деловая активность США определяет ход экономического цикла в других странах. Лидирующие позиции США в мирохозяйственных связях касаются как внешней торговли, так и экспорта ссудного кадитала, портфельных и прямых заграничных инвестиций. Хозяйственное поле США привлекает мощный поток иностранных инвестиций. Национальные деньги США, по существу, стали выполнять функцию мировых денег, что дает стране дополнительные доходы.

Россия , ориентируясь на либеральную модель, должна иметь в виду , что такой путь дает простор для уже действующего развитого рыночного механизма . В России такого зрелого механизма еще нет . Она стоит перед задачей создания его основ и конкурентного режима. Поэтому использование принципов либеральной модели не может стать исключительным и единственным направлением. Такая модель должна накладываться на структурные реформы.

Западная Европа занимает особое место в мировом хозяйстве. Ядро западноевропейских государств представляет собой близкие по уровню и хозяйственным механизмам страны. Основная экономическая мощь региона приходится на четыре страны: ФРГ, Францию, Италию и Великобританию, которые сосредоточили 70% западноевропейского ВВП и половину населения региона.

Будучи высокоразвитыми экономиками, западноевропейские государства эволюционировали на основе конкуренции качества по законам рынка монополистической конкуренции.

Европейская модель развития последовательно использует принципы социально ориентированной экономики . Она настроена на предотвращение социальной напряженности, защищая социально уязвимые слои населения. Для выполнения такой функции активно используется перераспределение доходов путем прогрессивного налогообложения. Высокая социальная нагрузка, которая ложится на государственный бюджет за счет социальных программ, приводит к более высокой тяжести налогообложения, по сравнению с американской моделью развития.

Европейская модель развития содействовала поступательному росту жизненного уровня в стране, увеличению сберегательных процессов, необходимых для последующего инвестирования. Таким образом формировалась база инвестиционного климата в стране - залога ее стабильного экономического роста.

Население при росте благосостояния меняет социальную структуру . Постепенно вымывается экономическая база маргинализации населения, растет так называемый средний класс. Он становится основным плательщиком налогов и тем самым - финансовой опорой государства .

Следование такой модели требует обоснования предельно допустимой социальной нагрузки на государственный бюджет . Социальная защищенность не должна гасить мотиваций к труду и стремления к росту квалификации. Тяжесть налогообложения не должна гасить стимулы к инвестированию . Между тем многие европейские страны стали испытывать определенные проблемы из-за:

Перегруженность бюджета социальной составляющей требует снижения социальных обязательств государства. Однако это вызывает недовольство населения, которое привыкло к сложившимся стандартам жизни.

Европейская модель развития основана на активной роли государства в регулировании экономики. Здесь непопулярны идеи об обязательном уходе его из экономики, уступив процесс координации слепой стихии рынка. Государству вменяется обязанность руководства стратегическим развитием . Государство активно влияет на

Европейская модель развития продемонстрировала всему миру положительные эффекты международной интеграции. Миру были продемонстрированы также преимущества развития, основанные на использовании единого технологического уклада. Он способствовал кумулятивному эффекту разделения труда, преодолевшему раздробленность национальных рынков. Европа сформировала единый рынок . И это единство позволило использовать даже небольшим странам положительный эффект масштаба и выйти на единые стандарты конкурентоспособности. Стала более тесной кооперация фирм разных стран, что также дало толчок для роста производства. Таким образом, Европа показала эффект развития на основе насыщенного, но единого рыночного пространства, подчиненного единым принципам и нормам регулирования.

Особенность европейского развития послевоенных лет, и особенно в последние два десятилетия, состоит в использовании эффекта системности , который основан на достижении согласованности экономических процессов. Такой эффект является важнейшим фактором роста наряду с инвестициями.

Толерантность (терпимость) ЕС к национальным культурам различных стран также дает дополнительные экономические эффекты. Происходит абсорбция (поглощение) всего лучшего и постепенное взаимообогащение достижениями мировых культур. В этом европейский путь выгодно отличается от американского, базирующегося на противопоставлении американского образа жизни традициям и обычаям других народов.

Надо отдать должное и политической ориентации ЕС , который не претендует на мировое лидерство и не стремится навязывать свои стандарты устройства остальным странам мира. Это освобождает ЕС от огромных затрат по поддержанию «статуса мировой державы», что, в свою очередь, приносит не только политические дивиденды, но и экономические выгоды

Россия должна из европейской модели извлечь уроки, оценивая ее достижения и возможные трудности.

Японская модель развития предназначена для высокоразвитой страны, ориентированной на экспорт.

На старте послевоенного развития ее рынок страдал от засилья импорта, так как национальное производство было либо разрушено, либо неконкурентоспособно. Японское правительство осознало необходимость ликвидировать промышленное отставание, добывая недостающие технологии за счет приобретения лицензий. На их основе фактически были перестроены все отрасли в течение 50-70-х гг.

Промышленная трансформация Японии происходила не спонтанно. Она подчинялась системе продуманных мер , приоритетных направлений, которые формировались на основе совместной работы правительственных структур и бизнеса . Приводилась в действие знаменитая японская структурная политика. В результате в Японии был создан относительно единый технологический уклад , подчиненный структурной сбалансированности.

Экономическая теория о необходимости добиваться макроравновесия и поддерживать его стала активно внедряться в хозяйственную практику. В 60-х гг. Япония активно использовала идеи нобелевского лауреата В. Леонтьева по балансированию экономики , который по просьбе японского правительства помог составить межотраслевой баланс производства страны по 2000 позициям. В результате японское правительство получило очень мощный инструмент экономического регулирования хозяйства.

Оно стремилось воспроизводить ежегодно оптимальную отраслевую структуру . Избыточное производство в любой отрасли означало бы падение продажных цен и последующую перегруппировку отраслей, что угрожало потерей найденной стабильности. Японское правительство стало использовать не совсем рыночный инструмент экономической политики, который не был подхвачен другими странами: ежегодные квоты развития отраслей .

В области микроэкономики японская модель показала всему миру успешность использования «человеческих отношений» между трудом и капиталом. Совместная слаженная работа обеих сторон трудового процесса сопутствовала процветанию крупных фирм, которые успешно проводили экспансию на мировом рынке. Система пожизненного найма в любой интенсивно развивающейся стране с подвижными хозяйственными пропорциями не могла бы прижиться. В Японии она до недавних пор процветала.

Обновление производства на основе лицензий, сбалансированное развитие экономики, активная промышленная политика, под крепленная новациями эффективного менеджмента, позволили Японии перейти на новую ступень промышленной модернизации .

Необходимость закупать ресурсы для производства заставила Японию с самого начала ориентироваться на высокие критерии эффективности , характерные для мирового рынка. Внедренная новая техника и созданная продукция должны были соответствовать этим требованиям. Высокая мировая цена за ресурсы стала низшей стартовой планкой эффективности. Японская экономика с успехом справилась с подобными трудностями, которые, в свою очередь, укрепляли стремление развиваться на основе высоких параметров эффективности. Дефицит сырьевых ресурсов заставил Японию добиваться новаторства в области использования ресурсоэкономных технологий. Успешное освоение мирового рынка активно поддерживалось японским государством за счет стимулирования товарного экспорта.

Однако 1990-е гг. были для экономики Японии тяжелыми.

Японская модель, нацеленная на общую сбалансированность, оказалась неравновесной по вине государства, которое стремилось ограничить рынок в выполнении его балансирующих функций. Ограничение рыночных сил на внутреннем рынке излишне монополизировало хозяйственную структуру. Отставание в системе подготовки специалистов, способных к самостоятельной творческой работе, не позволило Японии успешно освоить инновационную модель развития. Состояние внутренних потенций японской экономики стало определять и ее внешнеэкономическую деятельность. Ориентируясь на производство товаров с использованием высоких технологий, Япония стала наращивать экспорт в высокоразвитые страны, и прежде всего на американский рынок, так как именно там был высокий спрос на такого рода продукцию.

Ориентация на американский рынок привела к конкурентным трениям с американскими корпорациями. Поэтому Япония переключилась на освоение близлежащего и более слабого по сравнению с нею Азиатского региона. Внешнеэкономические стратегии японских фирм позволяли заработать новый капитал их владельцам, а страна стала обогащаться, снижая планку требований опережения в инновационном НТП.

Японии сегодня нужна новая стратегия экономического роста , которая позволила бы ей занять более надежные позиции в освоении инновационной модели. Модель развития индустриального типа она уже исчерпала .

Россия должна оценить факторы успеха «японского чуда» и рассмотреть, насколько такие факторы носят интернациональный характер и могут ли они использоваться в ее экономическом развитии. Для этого следует оценить положительные эффекты такой модели и границы ее действия.

Япония продемонстрировала всему миру успешность стратегического развития, основанного на технологическом порыве.

Она связала успехи развития с последовательной индустриализацией страны, которую она адаптировала к существующим требованиям мирового рынка. Россия должна также, как и Япония, оценивать собственный рынок, исходя из критериев эффективности внешнего рынка.

Японская структурная политика совмещала две задачи:

Россия также не должна разрывать эти два процесса.

Путь к успеху лежит не в примитивизме рабочей силы, а в ее квалификации и непрерывном процессе ее обучения . Россия не должна забывать об этом долгосрочном факторе экономического роста.

Японская модель не ломала национальный менталитет . Она нашла способы использования традиций и устоев нации в новом пути развития страны.

Вместе с тем появились угрозы консерватизма , связанные с ориентацией развития на крупных хозяйственных гигантов. Подобное предостережение особенно важно для России, так как она уже сформировала у себя доминирующие на внутреннем рынке подобные структуры. Россия должна строить свои национальные стратегии, поддерживая конкурентную среду .

Стремление сэкономить на фундаментальных научно-исследовательских разработках привело Японию к серьезным ограничениям в переходе к инновационной модели развития. Она стала терять лидерство в этой области. Россия рискует потерять научный потенциал, если она в срочном порядке не станет поддерживать экономику знаний, так как нынешнее поколение ученых не получит достойную замену. Тогда возможности инновационного пути развития будут надолго потеряны.

Олигархическая модель развития формируетсяна основе повышения роли крупных корпораций, переросших в финансово-промышленные группы (ФПГ) и проникающих во власть. На этой основе происходит сращивание экономической и политической власти монополий .

Добившись экономической власти, ФПГ стремятся проникнуть в государственно-политическую систему, подчиняя ее своим частным интересам. В этом случае негативные эффекты монопольного рынка разрастаются. Экономическая наука такие процессы расценивает как разрушение рыночных механизмов, как основу дисбалансов, инфляции, социальной напряженности. Проникновение олигархических структур во власть опасно и возможностью воцарения тоталитарных режимов , которые с помощью силы государства проводят перекачку национальных ресурсов в пользу отдельных монополистических кланов общества.

Одновременно с этим с помощью государства олигархические структуры сохраняют свое господство, создавая и приумножая барьеры для появления на рынке конкурентов в виде новых капиталов. В результате нарушаются условия для свободного перемещения ресурсов. Перестает действовать автоматический механизм балансирования хозяйственных пропорций. Диспропорции нарастают . Экономика становится деформированной и не способствует экономическому росту страны. Ее потенциал используется для личного обогащения узкого круга лиц , а не для роста благосостояния всего общества В таких экономиках возможны миллиардные состояния у нескольких лиц при прозябании в трясине повседневных проблем остальных членов общества.

Опасность монопольного рынка и крайнего проявления его в виде олигархического государственно-капиталистического общества была отмечена уже давно. Была осознана и угроза демократическим устоям общества, которую порождает это направление экономическою развития. После разгрома тоталитарного режима фашистской Германии, показавшей всему миру его угрозы для национальной безопасности и демократических свобод, во всех странах с развитой рыночной экономикой стала проводиться активная антимонопольная политика. Создавались и противовесы для проникновения олигархических структур во власть.

Монопольный рынок создается всякий раз, когда происходит ограничение конкуренции. В развитых странах сегодня проводится активная антимонопольная политика, ограничивающая монополистическую власть и пестующая конкурентную среду. Поэтому там, несмотря на лидирующие позиции крупных корпораций, конкурентный рынок поддерживается.

В странах с незрелыми рынками опасности монополизации экономики и ее олигархического направления оказываются достаточно высокими. Они вызваны неразвитым рынком капитала, ограниченными возможностями перелива активов по отраслям и регионам, слабыми потенциями для формирования альтернативного монополисту производства. Следует иметь в виду и слабость в этих странах демократических институтов, что облегчает проникновение монополистических структур во власть и укрепляет их экономический диктат.

Угрозы сползания России в олигархический капитализм вполне реальны . В свое время государство содействовало формированию крупных интеграционных структур. Думалось, что именно они способны к инвестициям и модернизации хозяйства. В результате на конец XX в. структура ведущих отраслей после процесса приватизации и операций с мелкими пакетами акций рынки устоялись и оказались поделенными. Технологический монополизм, унаследованный от старой системы, стал дополняться интеграционными образованиями, стимулируемыми государством. В результате россияне столкнулись с новыми деформациями, типичными для олигархической модели развития Они выразились:

©2015-2019 сайт
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-04-27

Китай - признанный лидер среди стран догоняющего развития, как по темпам роста, так и по роли в мировой экономике. За три десятилетия реформ (1979-2008 гг.) ВВП КНР вырос почти в 15 раз, а среднедушевые доходы населения - в 7,5 раз. Уже в 1995 г. Китай по объему ВВП, исчисленному по паритету покупательной способности валют (ППС), вышел на 2-е место в мире, обойдя Японию; в 2008 г. ему удалось, обойдя Германию, выйти на 3-е место в мире и по объему ВВП, подсчитанному по официальному обменному курсу.

За годы реформ и дореформенного развития Китайская Народная Республика, неоднократно сталкивалась с серьезными трудностями и вызовами, обусловленными для нее причинами как внешнего, так и внутреннего порядка. Одним из таких вызовов был, несомненно, азиатский валютно-финансовый кризис 1997-1998 гг. Не меньшие, а, возможно, и гораздо большие угрозы и перемены для стабильного и в целом успешного догоняющего - а по ряду параметров - и опережающего экономического развития Китая может принести и нынешний, стартовавший осенью 2008 г., финансово-экономический кризис, в орбиту влияния которого в условиях глобализации втягивается все большая часть не только мелких и средних, но и крупнейших экономик мира. Насколько прочной и устойчивой окажется перед лицом нарастающего мирового кризиса китайская модель социально-экономического развития? Рассмотрим в данном общем ракурсе некоторые наиболее основные и значимые, на наш взгляд, процессы, факторы, тенденции и проблемы современного Китая, стараясь взглянуть на них в сопоставительном ключе и исторической ретроспективе.

В теории мировой экономики, в частности, считается общепризнанным, что «экономическая стратегия, преследующая цель преодолеть отставание страны по уровню социально-экономического развития, называется догоняющим развитием. Экономическая стратегия современного Китая - если идентифицировать ее с точки зрения глобальных тенденций мировой экономики - именно и прежде всего является стратегией догоняющего развития. Причем за период, прошедший после образования КНР (1949 г.), данная стратегия претерпела существенную эволюцию.

Опираясь на исследования ведущих китайских ученых-обществоведов (Ху Аньгана, Лу Юнсяна, Линь Ифу, Цай Фана и других), можно выделить три поэтапных типа данной стратегии.

Первый - традиционная стратегия развития периода административно-командной экономики в КНР (1950-70-е гг.), т.н. стратегия Мао Цзэдуна. Ее характерные особенности - стратегическая цель «перегнать Англию и догнать Америку»; заимствованная у СССР ориентация на приоритетное развитие тяжелой промышленности и ВПК; «опора на собственные силы», усилившаяся после рокового размежевания с Советским Союзом в начале 1960-х гг.; ставка на тотальное импортозамещение; выкачка финансовых ресурсов для индустриализации из деревни посредством механизма «ножниц цен» на промышленную и сельскохозяйственную продукцию; политика «высокого накопления и низкого потребления»; запрещение и попытки полной ликвидации частного предпринимательства; построение «чистого социализма» в виде народных коммун в деревне с их тотальным обобществлением.

Второй тип - стратегия экономического развития переходного периода от административно-командной к рыночной экономике (т.н. стратегия Дэн Сяопина). Ее отличительные черты - стратегическая цель достижения высоких темпов экономического роста страны, включающая, в частности, задачу четырехкратного увеличения ВВП в 1980-90-е гг.; ставка на эффективное использование Китаем своего основного конкурентного преимущества - трудовых ресурсов; политика внешнеэкономической открытости и экспортной ориентации экономики; постепенная либерализация торговли и инвестиций; активный ввод и формирование рыночных механизмов и институтов, стимулирование рыночной конкуренции; поощрение «достижения частью людей и регионов зажиточности раньше других» (т.н. концепция «очередности в обогащении»); допущение развития частного национального предпринимательства как «дополнения экономики, основанной на общественной собственности».

Если попытка реализации стратегии первого типа, несмотря на ряд достижений в 1950-е годы, в итоге привела к весьма острому социально-экономическому кризису, типичному для административно-командной экономики, то стратегия второго типа, напротив, вызвала ускорение и способствовала относительно устойчивому и быстрому экономическому росту Китая. В то же время издержки этого роста оказались весьма значительными - перерасход ресурсов, загрязнение окружающей среды, углубление социальных и межрегиональных проблем.

Начиная с середины 1990-х гг. и особенно после XVI съезда компартии Китая (2002 г.), руководство страны инициирует третий тип экономической стратегии - стратегии сбалансированного развития рыночной экономики, ассоциируемый с новым поколением китайских лидеров (т.н. стратегия Ху Цзиньтао и Вэнь Цзябао). Основное содержание этого типа - взаимоувязанное, гармоничное, устойчивое развитие города и деревни, регионов страны, экономики и социальной сферы, человека и окружающей среды, разумное сочетание внутреннего развития и внешней открытости. Поставлена задача к середине XXI в. построить в Китае «среднезажиточное» общество для большинства его населения, максимально сократив при этом отставание КНР по основным среднедушевым показателям от экономически развитых стран мира.

Следует заметить, что третий тип экономической стратегии Китая - это естественная трансформация ее предшествующего, второго, типа, диктуемая общим повышением степени зрелости рыночной экономики в стране, и - прежде всего - потребностью перехода КНР от экстенсивной, ресурсозатратной, неэкологичной модели экономического роста к интенсивной, ресурсосберегающей, от социальной поляризации общества к развитию и преобладанию в нем устойчивого и многочисленного среднего класса (как фактора расширения емкости внутреннего рынка и гаранта социально-политической стабильности).

С точки зрения целей настоящей статьи, следует также подчеркнуть, что формирование третьего типа экономической стратегии Китая было и своего рода недвусмысленным ответом на вызовы азиатского валютно-финансового кризиса 1997-1998 гг. Опираясь на данный тип стратегии, в ответ на определенное сокращение экспортных возможностей страны, вызванное современным кризисом 2008-2009 гг., государство в КНР ныне располагает гораздо большими возможностями инициировать переток капитала из сферы внешней в сферу внутренней ориентации экономики, обеспечить другие необходимые меры по структурной перестройке реального и финансового секторов национального хозяйства. В этом смысле антикризисный потенциал современного типа стратегии догоняющего развития Китая, безусловно, гораздо выше, чем у ее предшествующего типа.

Основным содержанием и структурно-экономическим механизмом догоняющего развития развивающихся стран, включая страны с переходной экономикой, является индустриализация, запоздавшая и/или деформированная по тем или иным причинам по сравнению с развитыми странами (особенностями докапиталистического развития, колонизацией, спецификой административно-командного «социализма» и т.п.).

Более поздняя индустриализация, включая ее современные формы, как несомненный недостаток и причина разрыва в уровнях развития стран мира имеет в то же время и свои определенные преимущества, особенно рельефно выявляемые, на наш взгляд, в эпоху глобализации. В случае современного Китая, это, прежде всего:

§ возможность полномасштабного использования своего основного конкурентного преимущества - массы дешевой и дисциплинированной рабочей силы, в частности за счет диктуемого рыночными отношениями перелива ее из первичного во вторичный сектор экономики;
§ возможность привлечения избыточного капитала и передовых технологий мировых транснациональных корпораций (ТНК) в процессе переноса ими в Китай своих производств в общих целях сокращения издержек оплаты живого труда и повышения за счет этого конкурентоспособности продукции.

Реальный сектор экономики, особенно его промышленный блок, можно по праву считать «локомотивом» догоняющего развития Китая, страны-субъекта запоздавшей индустриализации, которая ныне во многом ускорена глобализацией и экспортной ориентацией экономики.

Действительно, быстрый экономический рост КНР в значительной мере обеспечен промышленностью и, прежде всего, стремительным развитием ее обрабатывающих отраслей. Так, уже в 1978-2003 гг. среднегодовые темпы прироста добавленной стоимости промышленности страны составили 11,5% (что превысило соответствующие мировые аналоги 1980-х годов в 3,7 и 1990-2000-х - в 5,6 раза). В результате, если вести расчеты по ППС на базе данных Всемирного банка, можно прийти к выводу, что доля Китая в добавленной стоимости мировой промышленности увеличилась в 1975-2002 гг. с 3,39 до 21,50%, или в 5,5 раза. При этом уже в 2000 г. Китай превысил соответствующий уровень США на 0,7 проц. пункта (18,5 против 17,8%), доведя свой отрыв от этой державы в 2002 г. до 4,4 проц. пунктов (21,5 против 17,1%). Уже в начале 2000-х годов, таким образом, Китай не только вышел, но и прочно закрепил за собой первое место в мире по общему объему продукции и добавленной стоимости промышленности.

До образования КНР экономика полуфеодального, полуколониального Китая развивалась крайне низкими темпами. Так, в 1901-1950 гг. среднегодовые темпы прироста его ВВП составляли лишь 0,6%, что было в 3,7 раза ниже соответствующего общемирового уровня (2,2%). В 1950-е годы, с началом в КНР форсированной индустриализации при поддержке и по образцу СССР, темпы роста ВВП страны заметно возросли: например, в годы 1-й пятилетки (1953-1957 гг.) этот показатель увеличивался в среднем на 7,8% в год. Однако последовавшие затем политические авантюры «большого скачка и народных коммун», «культурной революции» вновь существенно замедлили экономическую динамику Китая: в 1960-е годы - до 0,6 и в 1970-е - до 3,1% в среднем за год (весь мир соответственно - 4,6 и 3,5%).

С началом современных рыночных реформ (1978 г.) догоняющее развитие КНР вступило в качественно новый исторический этап - этап «быстрого экономического взлета», как его образно называют в Китае. Действительно, несмотря на определенную колеблемость (флуктуации) конкретных годовых параметров экономического роста (самый низкий годовой прирост был отмечен в 1990 г. - 3,8%, самый высокий - в 1984 г. - 15,2%), в целом в 1979-2007 гг. среднегодовые темпы прироста ВВП в КНР составили свыше 9,5%, в том числе в 2000-2007 гг. - 10,2% (последний показатель, в частности, выше своего общемирового аналога - 3,2% - в 3,2 раза).

Ныне в Китае решается очередная престижная политическая задача догоняющего развития - учетверение ВВП к 2020 г. по сравнению с 2000 г. Есть все основания полагать, что она будет выполнена, ведь фактическое удвоение уровня ВВП 2000 г. было достигнуто уже в 2005 г. На период очередной, 11-й пятилетки (2006-2010 гг.), и последующее десятилетие до 2020 г. запланированы вполне умеренные для Китая среднегодовые темпы прироста ВВП - соответственно 7,5 и 6,5%. Это, во-первых, позволит снизить инвестиционный перегрев китайской экономики и вполне соответствует рассмотренным выше положениям современной, сбалансированной экономической стратегии Китая, во-вторых, должно обеспечить выполнение указанной задачи учетверения ВВП, и в-третьих, в процессе выполнения данной задачи наконец-то позволит Китаю по абсолютным размерам ВВП (исчисленному по ППС) стать мировым лидером, обойдя США.

Данная перспектива и возможные сроки ее реализации (к 2020 г.) во многом подтверждаются и прогнозами ряда авторитетных международных организаций. Так, согласно опубликованному в декабре 2008 г. прогнозу МВФ о развитии 171 экономики мира в 2008-2013 гг., в этот период ВВП США и Китая, рассчитанные по ППС, возрастут соответственно с 14,334 до 17,310 и с 7,793 до 13,779 трлн. долл.; доля ВВП КНР от ВВП США, согласно нашему расчету на базе этих данных, повысится с 54,4 до 79,6 %.

Евстигнеева Людмила Петровна
д. э. н., главный научный сотрудник Института экономики РАН
Евстигнеев Рубен Николаевич
д. э. н., проф., завцентром Института экономики РАН (Москва)

В течение нескольких десятилетий проблема конвергенции как сближения двух мировых систем не сходила с повестки дня. Шли годы, но ни так называемый полный хозрасчет, ни самофинансирование не приблизили социализм к капитализму. Ни на йоту не стал ближе к реальному социализму и капитализм с его индикативным планированием и успехами в социальной сфере. Наоборот, разрыв между капиталистической и социалистической системами углублялся, пока не завершился крахом последней. Другой пример - выравнивание уровней экономического развития республик (в СССР) и регионов в России. Сколько бы дополнительных инвестиций ни вкладывали в субъекты Федерации, какие бы трансферты, налоговые и прочие преференции ни вводили, эти уровни так и не удается сблизить, хотя общий подъем экономики налицо.
В том же ряду находится понятие догоняющего развития, то есть выравнивания уровней экономического развития стран посредством повторения исторического пути, пройденного зрелыми странами. В качестве соответствующих образцов чаще всего называют Японию и азиатских «тигров». Действительно, эти страны добились впечатляющих успехов, как и Китай сегодня. Но - подчеркнем - вовсе не из-за копирования опыта развитых стран, а благодаря умелому использованию своих конкурентных преимуществ.
Не странно ли, что, упорно отстаивая идеи конвергенции двух систем, выравнивания уровней развития регионов и догоняющего развития (это, в сущности, однопорядковые явления), ученые-обществоведы до сих пор не попытались проникнуть в тайну увеличивающегося несоответствия их результатов поставленным целям. Попробуем ответить на вопрос: почему и в настоящее время не удается встроить локальные экономики в процессы глобализации и более или менее сблизить уровни развития стран?

Догоняющее развитие как феномен глобализации

На деле никакого выравнивания развития стран путем простого подражания не происходит. Тенденция прямо противоположная. Воспользуемся данными из недавнего исследования, выполненного в Китае. По показателю ВВП на душу населения, рассчитанному в ценах 2000 г., абсолютный разрыв между странами с низким и высоким уровнями дохода (сравнивается 131 страна) возрос за 1960 - 2000 гг. с 8584 до 25 767 долл., а относительный - с 42-кратного до 66-кратного. По показателю ВВП на душу населения (с учетом ППС), рассчитанному в ценах 1990 г., абсолютный разрыв между странами с низким и высоким уровнями дохода возрос за тот же период с 6577 до 21. 163 долл., а относительный - с 6-кратного до 21-кратного (Хэ Чуаньци, 2011. С. 233).
Сохранится ли такая тенденция еще некоторое время, пока возможности преодолеть отставание от развитых стран будут по-прежнему зависеть от баланса конкурентных преимуществ развивающихся и развитых стран (в тех или иных сегментах реального или финансово-денежного секторов), от успехов и неудач экономической внутренней и внешней политики? Названные преимущества как особый конкурентный механизм сегодня почти исчезли вследствие монополизации рыночных ниш (поддерживаемой ВТО и другими формами межгосударственных союзов). Более того, механизму конкурентных преимуществ уже реально противостоит механизм целостности (глобализации) мирового рынка. Его содержание объединяет все процессы обобществления производства (товарные или стоимостные линии, кластеры, приоритетные позиции финансово-денежных рынков).
Глобальная экономика все больше проявляет себя как экономика конвергентная, стремящаяся найти для национальных рынков эффективное место в структурах мирового. Собственно говоря, смысл догоняющего развития в том и состоит, чтобы соединить усилия догоняющих и развитых стран и попытаться встроить локальную экономику в процессы международной интеграции. Понимаемая таким образом конвергенция - очень важный механизм догоняющего развития, подготавливающий бизнес к эффективному усвоению взаимного опыта конкурирующих сторон 1 .
Но какое место в процессах самой глобализации занимает выравнивание уровней экономического развития стран? Почему мировой рынок сопротивляется такому выравниванию? Конечно, процесс глобализации, рыночный по своей природе, очень противоречив. Однако надо объяснить, почему эти противоречия направлены против выравнивания. Ведь, по нашему мнению, догоняющее развитие - проблема уже не национальных рынков, а мирового. Итак, что было в начале?
Во-первых, после окончания Второй мировой войны наблюдался аномально высокий восстановительный рост. Со временем имевшиеся ресурсы производственных мощностей и рабочей силы оказались исчерпанными, и мировая экономика стала расти медленнее. Это произошло в 1970-х годах (см.: Гайдар, 2003).
Во-вторых, догоняющий экономический рост многие считают нормальным компонентом развития мировой экономики, имея в виду, что в нем сочетаются и тенденции выравнивания, и неравномерность. Так, в XX в. огромные успехи неожиданно продемонстрировала Япония, заняв высокое место в ряду мировых лидеров.
В-третьих, глубокие экономические кризисы (как мировой кризис 2007-2009 гг., который, по мнению многих экспертов, может длиться еще несколько лет) могут резко изменить рейтинги стран, более того, вызвать лавинообразный спад хозяйственной деятельности в странах со стабильной экономикой. С такой угрозой сталкивается, например, Европейский союз.
В-четвертых, трансформационный кризис в России и других постсоциалистических странах в 1990-е годы был связан с переходом от централизованно планируемой экономики к рыночной, который сопровождался разрушением реального сектора. Это потребовало не столько восстановительного, сколько «преобразовательного» роста, при котором стали набирать силу такие процессы, как формирование адекватной рынку финансово-денежной системы, перестройка социально-экономической системы, прежде всего социалистического российского общества, на основе частной собственности, трансформация массового сознания, постепенно обретавшего способность воспринимать процессы глобализации.
Сдвиг от социализма к рыночной экономике относится, по-видимому, к эндогенным эволюционным процессам мировой экономики, которые можно поставить в один ряд с кризисами типа Великой депрессии. Если тогда происходило становление национального денежного капитала, то с середины 1970-х годов высокими темпами стал формироваться мировой глобальный денежный капитал.
Формирование мирового финансового капитала определяет возникновение нового типа стратегического рынка, который, как мы считаем, заменит сетевую конструкцию мирового рынка вертикальной. Мы имеем в виду последовательность открытых рынков: финансового капитала - денежного капитала - производительного кластерного капитала - социального капитала. Стратегический рынок финансового капитала образует целостную систему трансакций (ценовую, правовую, социальную и информационную). Эта система формирует стратегический инвестиционный квант, вписанный в структуру большого Кондратьевского цикла (БКЦ) и вовлекающий в производство как внутренние, так и международные инвестиции.
Кризисный переход от глобального денежного капитала к финансовому - уже не слабо управляемая стихия, а эндогенная эволюция, механизм которой опирается на рыночную самоорганизацию и синергетические принципы. Мировая экономика начинает осваивать синергетику, но это обстоятельство изучено слабо. Научная общественность все еще склонна связывать особенности современной глобальной экономики с технологическими аспектами индустриальной и постиндустриальной эпох (Глазьев, 2012. С. 29, 31-32). Между тем, чтобы сравняться с передовыми странами, слаборазвитые страны не должны искать ключ к развитию в технике и технологии. Нельзя стать лидером, играя роль «великого комплектующего». В России с ее огромной территорией, климатическим разнообразием и возможностями культурного роста решение проблемы догоняющего развития должно опираться не столько на традиционные экономико-технологические возможности, сколько на факторы ментальности, специфику страны с точки зрения прежде всего образа жизни, и только во вторую очередь - на особенности способа производства.
В-пятых, если страны-лидеры во второй половине XX в. превратились в постиндустриальные общества, то Россия отстала от них на 40-60 лет. Более того, отставание (например, от Франции и Германии) было устойчивым на протяжении полутора веков. Е. Гайдар полагал, что «имеет смысл проанализировать то, как страны развивались не в течение последних трех или десяти лет, а на длительной исторической дистанции, на протяжении последних двух веков» (Гайдар, 2003. С. 28). С 1820-х годов до 1913 г. душевой ВВП в России лишь незначительно отклонялся от среднемировых значений и от показателей США и Англии. Однако после 1913 г. разрыв между Россией и развитыми странами стал резко увеличиваться. И здесь мы, следуя логике Гайдара, переходим от экономики к истории.
Временные вехи истории Гайдар связывает с мировыми и гражданскими войнами. Но, подчеркнем, эта связь может быть исследована и вполне экономически - с точки зрения периодов социального подъема и спада, в которых проявляется активность или, напротив, пассивность населения и рынка в ходе больших Кондратьевских циклов. Эти циклы носят нелинейный характер, так как основные рыночные тренды, присущие внутреннему строению БКЦ (объемные и структурные показатели ВВП и национального дохода, занятости, уровня зарплаты, капиталоемкости ВВП и капиталовооруженности труда, уровня внутренних и внешних цен и т. п.), будучи интегрированными, выявляют природу эндогенной эволюции. Нелинейность, таким образом, сочетается с линейностью, что позволяет исследовать как экономический, так и исторический процессы с учетом множества разных факторов.
В этом контексте интерес представляют работы X. Мински, который изучает исторические типы рынков, акцентируя внимание на регуляторных свойствах системы капиталов, присущих каждому из пяти исторических (по Мински) типов экономики. Автор (вместе с Ч. Уоленом) выделяет следующие формы капитала, составляющие основу системы рыночного управления макроэкономикой: коммерческий капитализм; промышленный капитализм; финансовый капитализм, сложившийся на рубеже XIX-XX вв. и просуществовавший до Великой депрессии; менеджерский капитализм, охвативший период с конца 1930-х до начала 1970-х годов; капитализм денежных менеджеров (современная стадия) (см.: Розмаинский, 2009. С. 38).
Как бы ни складывалась ситуация в мировой экономике, ее необходимо учитывать при реализации управляющих функций капитала. Эта проблема рождается в рамках конвергентной схемы «капитал - государство», которая описывает исторические ступени политизации экономики и общества. Неверно считать государство чем-то внешним по отношению к рынку. Деление экономики на микро- и макроуровни существует внутри рынка. Особенности современного рынка и участия государства в нем не оставляют никаких сомнений в том, что они образуют единую экономическую, политическую и социальную систему. Это единый сложноорганизованный субъект: человек - социально-экономическая система - государство - социум.
Современное общество имеет дело с урезанной субъектной структурой: социально-экономическая система, представленная гражданским обществом, и государство. В недалеком будущем государство будет функционировать не только как политический институт, но и как комплексная экономическая и социально-культурная структура, в которой человек займет свое место, базируясь на более сложном фундаменте, чем нынешняя экономика. Имеется в виду система «капитал - доход», развернутая в особую воспроизводственную модель, которую мы называем «двойной экономической спиралью» (она создается рынком финансового капитала и не может возникнуть в условиях современной глобализации, базисом которой служит денежный капитал).
В своей исторической памяти общество хранит образ того времени, когда рынок опирался лишь на две трансакции - ценовую и правовую. Тогда он, будучи рынком свободной конкуренции, реально выступал антиподом государства. Современный рынок, развивая формы единства разных уровней экономической системы, в итоге приводит к удвоению системы трансакций. К исторически первым, которые исследовал Р. Коуз, добавились социальная и информационная. Современная экономика в целом становится рыночной, макро, политизированной, стремится закрепить демократию. Вместе с тем это не означает, что она упрощается: на наших глазах происходит становление стратегического рынка, причем с активным участием мировых инвестиций.
Как влияет усложнение рынка на процессы догоняющего развития? Здесь важен феномен интеграции, которая формирует эффективные структуры производственных факторов, локализует и соответственно упрощает их. В этом смысле можно говорить о самоограничении принципов конкурентного рынка на безграничных просторах глобального. Что сильнее: глобализация или традиционное стремление национальных рынков, поддерживаемое государствами, к самостоятельности? Экономика, в отличие от политики, охотно и успешно ищет компромиссы и находит их. Эту миссию выполняет система трансакций.
Система трансакций (ценовых, правовых, социальных, информационных) отражает метаморфозу капитала: его переход из потенциального состояния капитала-собственности как свернутого рынка в кинетическую форму взаимодействующего бизнеса в рамках хозяйственной коммуникативной практики. Капитал как свернутый рынок (система собственников) выступает системной динамической воспроизводственной формой национального богатства - условий физического и духовного существования своего социума. Будучи развернутым в рынок, капитал приобретает кинетическую размерность действия и взаимодействия коммуникативного бизнес-пространства.
Итак, собственность на капитал - это субъектная форма рынка и одновременно его свернутая, потенциальная форма. Ее раскрытие предполагает взаимодействие рынка и государства. Именно такое взаимодействие обеспечивает трансформацию потенциальной социальной энергии общества (его динамического потенциала) в кинетическую энергию экономического взаимодействия (как коммуникативной практики на базе институтов спросового потенциала).
Социальный энергетический и экономический спросовый потенциалы необходимо сопряжены друг с другом. Их объединяют и разделяют единство и различие рынка микроэкономики (его в определенной степени представляет модель рынка свободной конкуренции) и рынка макроэкономики (ее наиболее адекватно выражает кейнсианская модель параметрического равновесия мультипликаторов).
Микроэкономика предполагает выбор эффективных решений в границах оптимального поля возможностей рынка свободной конкуренции. Догоняющее развитие осуществляется в этом случае в рамках рационального выбора рациональными субъектами рынка под контролем права и ценовой политики.
Выбор вариантов развития в сфере макроэкономики происходит иначе. Прежде всего здесь господствует свободный выбор внутри системы «субъект - объект». Свобода распространяется не только на поведение субъекта по отношению к объекту, но и на коммуникативную практику в целом, включая отношения «объект - субъект», «субъект - объект», «субъект - субъект», «объект - объект».
Отсюда следует, что догоняющее развитие имеет четкую границу. В традиционном понимании оно прекращается там, где заканчивается микроэкономика и завершается становление первых двух трансакций, ценовой и правовой. С возникновением двух новых трансакций - социальной и информационной - начинается эпоха макроэкономики и политизации.
В этих условиях догоняющее развитие обретает совершенно новые черты. В нем осуществляются внутренние функции экономического роста как целостной воспроизводственной модели национального рынка. Государство всячески поддерживает открытую экспортно-импортную политику, а значит - политику рационализации на уровне конкурентоспособности на мировом рынке. Тем самым глобализация служит социальной опорой национального государства, а современное догоняющее развитие становится геополитикой.
Эпоха макроэкономики и политизации превращает догоняющее развитие в современный конкурентный геополитический универсальный механизм. В нем функционируют институциональные субъекты, связанные, наряду с ценовой и правовой, также социальной и информационной трансакциями. Это позволяет ставить вопрос о снятии различий между макро и микро, или о примате макроэкономики по отношению к микроэкономике и наоборот. Можно сказать, что политизация как бы реанимирует рынок свободной конкуренции, расширяя границы конкурентного национального рынка за счет его включения в глобальную систему экспортно-импортных и финансово-денежных отношений.
Несмотря на показанное выше кардинальное изменение ситуации, большинство экономистов продолжают настаивать на понимании догоняющего развития как имитации опыта развитых стран. Разнообразные аргументы в защиту этого тезиса, противопоставляя ему идею «рядоположенности» цивилизаций или культур, приводит, например, А. Вишневский (Вишневский, 2002). Безусловно, факторы экономического роста, первоначально окрашенные в национальные цвета, в последней четверти прошлого века приобрели глобальную окраску, стали интернациональными. Рационализм как будто празднует сегодня сокрушительную победу над «почвенничеством».
Вместе с тем к концу XX в. в странах с низким уровнем развития обострилось чувство этнической, религиозной и культурной идентичности. Мир оказался на пороге уникального явления: возвращения «почвы» при одновременно меняющемся характере глобализации. В догоняющих странах зреет понимание того, что новая «почва» открывает для них возможности более эффективного и быстрого развития. Поэтому усиливается интерес к изучению такого «почвенничества», которое неизбежно связано с модификацией классических теорий роста. Необходимо осмыслить рационализм на цивилизационной основе.

Догоняющее развитие в контексте теорий экономического роста

Сначала выясним, как соотносятся друг с другом «большие» теории экономического роста и отпочковавшиеся от них, но не потерявшие генетической связи с «родителями» «малые» теории догоняющего развития. И те и другие привержены новым классическим постулатам (отметим, что сдвиг от линейного подхода к нелинейному неминуемо приведет к отказу первых и вторых от беспрекословного следования стандартной экономической теории). А отличает их друг от друга то, что первые теории носят фундаментальный, академический характер, а вторые склонны исходить из анализа живых практик 2 .
Сказанное позволяет не разделять в принципе нарождающиеся новые элементы теории роста в «больших» и «малых» теориях. Акцентируя внимание на вторых, мы хотим лишь показать, с одной стороны, их часто главную роль в выявлении этих элементов, а с другой - все отчетливее осознаваемое ими практическое значение своевременного отказа от традиционной политики догоняющего развития.
Один из ведущих теоретиков догоняющего развития, «рыночник» М. Абрамовиц выдвинул гипотезу, согласно которой догнать развитую страну можно лишь тогда, когда уже имеется такой базовый элемент национального догоняющего потенциала, как «потенциальные социальные возможности» (social capabilities) - способность усваивать новые технологии, привлекать капитал и участвовать в глобальных рынках. Его последователи Дж. Сакс и Э. Уорнер, обнаружив, что среднегодовые темпы прироста ВВП на душу населения в странах с открытой экономикой составили в 1970 - 1989 гг. 4,5%, ас закрытой - 2% (обследовалось 111 стран), сделали вывод, что только свободная торговля и открытость экономики могут обеспечить конвергенцию.
В основе постулата об открытости экономики лежит методологическое требование идентифицировать научный подход как рациональный. Западная наука не сомневается и сейчас, что глобализация несет в себе потенциал конвергентного экономического роста и, следовательно, задает рыночные условия для повышения эффективности на мировом и локальном рынках.
Одной из самых серьезных проблем догоняющего развития выступает участие государства в этом процессе, поскольку мировая экономика функционирует посредством не столько экономических (воспроизводственных) механизмов, сколько политических. Глобализация представляет собой пространство политизированной экономики. Догоняющее развитие означает историческую необходимость пройти путь рационализации национальной экономики, открытой для науки и практики классикой и неоклассикой, кейнсианством и посткейнсианством, монетаризмом и процессами глобализации. В этом отношении теоретический базис догоняющего развития изучен недостаточно.
Например, согласно гипотезе Гершенкрона, отсутствующие в стране предпосылки для догоняющего развития должно восполнить государство. Именно «государственная политика является важнейшим фактором, который может склонить ечашу весов к использованию преимуществ отсталости» (см.: Burkett, Hart-Landsberg, 2003. P. 233). Нередко это вызывает социальную напряженность, что сдерживает рост. Тем не менее государство должно с помощью соответствующих финансовых институтов развивать первичную промышленную инфраструктуру, направлять ресурсы в ведущие отрасли, а также в сельское хозяйство и природопользование на современных принципах экологии. Спектр возможностей эффективно участвовать в глобализации может быть намного шире, если развитые государства включат в свои внешнеэкономические отношения элементы некоторого цивилизацион-ного «патернализма», например, дополняя бизнес разными формами социального общения.
Профессор Колумбийского университета Р. Нельсон в октябре 2005 г. в речи по случаю присуждения ему премии В. Леонтьева обратил внимание на другую, с его точки зрения, более значимую, чем роль рынка или государства, проблему. До недавнего времени считалось, что иностранная помощь, поощряемая соответствующей внутренней политикой, может решить все проблемы страны. Сегодня большинство экспертов полагают, что это неверно. Масштабные внешние инвестиции необходимы, но недостаточны. (К тому же они способны вызвать эффект вытеснения (crowding-out effect) внутренних инвестиций.) Простое копирование вводит в заблуждение, ибо не означает воссоздания желаемого образца.
Главный вывод, который делает Нельсон: «В XXI в., чтобы догнать, страна должна мобилизовать достаточные собственные силы в соответствующих областях науки и технологий». Этот процесс включает: обучение на Западе и консультации западных специалистов на своей территории; быстрое развитие местной системы образования; заимствование технологий развитых стран. По мере ужесточения условий оказания помощи со стороны развитых государств догоняющие страны начинают менять свою стратегию, выдвигая на первый план продвинутое обучение и развитие исследовательской базы (Nelson, 2005).
Стандартная теория, по мнению автора, не учитывает одну существенную особенность инновационного развития в догоняющих странах: они пока не пережили разрыв со своим привычным национальным опытом, поэтому характеризуются очень высокой степенью неопределенности и рисков. И еще одна особенность. Все возрастающую роль в поддержке и усвоении инноваций в догоняющих странах играют, наряду с фирмами, другие институты: местные государственные университеты и прикладная наука, а также сельское хозяйство и медицина, более приспособленные к внутренним условиям. И только «по мере приближения к развитым странам граница между хитроумной имитацией и творческим созданием новых продуктов и процессов начнет стираться» (Nelson, 2005). Нам представляется, что автор недооценивает потенциал развивающихся экономик в плане повышения эффективности консервативных традиционных продуктов.
Обратимся к работе еще одного исследователя - австралийца Дж. Мэтьюза, задавшегося вопросом: «В какой степени институты и стратегии, применявшиеся в послевоенный период, могут, после соответствующей модификации, использоваться в новых условиях?» (Mathews, 2006. Р. 313). Ответ на поставленный вопрос автор связывает со стратегическим выбором национальных фирм в условиях глобализации. Используя свои конкурентные преимущества в процессе аутсорсинга со стороны развитых государств, фирмы развивающихся стран «могут рассчитывать на то, что они станут игроками в глобальной экономике и таким образом внесут вклад в подъем экономики собственных стран».
Мэтьюз отмечает связанный с этим важный факт: «Сейчас мы вошли в новую фазу глобализации, когда стоимостные цепочки, которые обеспечивают взаимодействия в мире, уже не контролируются, как правило, одной ТНК, а дезагрегированы, образуя так называемые глобальные цепочки создания стоимости (global value chains)» (Mathews, 2006. P. 313). Будучи источником потенциального технологического прогресса и интеграции, финансовые цепочки приходят на смену производственным и товарным.
Приведенные примеры, число которых можно множить, показывают, что нарождающиеся внутренние факторы развития, выявляемые «малой» теорией, незаметно подтачивают основополагающий принцип традиционного догоняющего развития - непременную имитацию пути, пройденного развитыми странами. Но пока это скорее внешние приметы в отсутствие углубленного анализа явлений, которые стоят за ними, что и должно составлять главную заботу стран в будущем.
«Большая» теория движется в том же направлении, что и «малая», задавая общие параметры развития. Важнейший вывод современных экономических исследований состоит в том, что «основные утверждения неоклассической модели экономического роста не подтверждаются практикой» 3 . Впрочем, как и классической. Имеется в виду, в частности, самокритика в 1990-е годы экзогенной модели роста Р. Солоу и Т. Суона (1956 г.). Причем речь шла не только о необходимости расширить структуру факторов роста, введя их одновременно в состав эндогенной модели. Авторы признали неверными попытки ввести в эндогенную модель роста технический прогресс в качестве главнейшего и целостного фактора. До сих пор указанная точка зрения никем не оспорена. Но такую методологическую возможность, по нашему мнению, предоставляет синергетика.
Солоу, напомним, выделил три этапа развития теории экономического роста (Солоу, 1996. С. 66-77). Первый этап связан с работами Р. Харрода и Е. Домара. В этом случае главным объектом анализа был послевоенный восстановительный рост. Соответственно прежде всего изучалось общее рыночное равновесие с точки зрения эффективности распределения национального дохода.
Второй этап пришелся на 1950-е годы. Тогда лидировал сам Солоу. Этот этап продлился до середины 1970-х годов. Важнейшие исследования концентрировались вокруг неоклассических моделей, которым противостояли посткейнсианские модели роста. Если на первом этапе доминировала идея экзогенного характера распределения труда, капитала и национального дохода, то в неоклассических моделях капиталоемкость ВВП рассматривали как эндогенную переменную, изменение которой предполагалось произвольным. Как отмечал Солоу, такое изменение можно было объяснять постфактум, но оно не вытекало из логики самой моде л pi. С его точки зрения, «эта версия модели эндогенного роста очень шаткая. Она не может устоять без строго постоянной отдачи капитала. Но надеяться на такую удачу - значит уповать на добрую волшебницу» (Солоу, 1996. С. 73). Поэтому Солоу перенес идею эндогенного технического прогресса на возможные отдельные конкретные компоненты, что позволяет в таком расщепленном виде сделать технический прогресс неотъемлемой частью модели экономического роста.
Третий этап стал реакцией на проблемы и противоречия неоклассических и посткейнсианских моделей и, в свою очередь, породил череду вопросов и ответов. Солоу высоко оценил работы П. Ромера и Р. Лукаса, которые сформулировали проблему возрастающей общественной отдачи от вложений в НТП и человеческий капитал при условии, что отношение нормы сбережений к национальному доходу равно отношению национального дохода к капиталу 4 .
Между тем можно говорить об общественной отдаче, получаемой не только от вложений в НТП и человеческий капитал. Развитие глобализации и формирование взаимодействий разного рода также дают отдачу и для глобализации в целом, и для национальных экономик. Это отдача мировой коммуникативной практики.
К рассмотренным подходам примыкает теория так называемого познавательного богатства (theory of cognitive wealth) как решающего фактора, обеспечивающего богатство национальных экономик. Каждый пункт IQ нации повышает ВВП на 229 долл., а каждый пункт IQ самых сильных 5% умов (интеллектуальной элиты) нации - на 468 долл. Авторы этой теории психологи X. Риндерманн, М. Сэйлер и Дж. Томпсон считают, что интеллект и знания, порождая богатство нации, в свою очередь, стимулируют новый виток познавательных способностей (Rindermann et al., 2009). К достижениям «большой» теории можно отнести также модели, интегрирующие свободу, демократию, права человека в модели роста.
Заметим, что, частично отказываясь от прямолинейного следования за опытом развитых стран, развивающиеся страны тем не менее находятся в одном ряду с ними в процессе освоения новой, синергетической модели развития. И в этом, может быть, состоит очередной парадокс истории.

Синергетическая модель экономического роста и догоняющее развитие

Мы подошли, наконец, к главному вопросу: что означают рассмотренные выше процессы - изменение характера глобализации; движение от экзогенной модели экономического роста к эндогенной; возвращение к национальным корням при решении современных общемировых проблем развития? Может быть, происходит подспудное движение к качественно новой, с нашей точки зрения, синергетической модели?
Деградацию современного общества, в том числе российского, можно преодолеть не с помощью бесконечного наращивания капитальных вложений, на что полагаются большинство экономистов, а только зарядив общество мощной социальной энергией. Разрабатываемая нами концепция направлена на повышение степени свободы выбора для экономических субъектов и соответственно их социального тонуса (Евстигнеева, Евстигнеев, 2010; 2011). Имеются в виду все субъекты рынка, объединенные фрактальным подобием функций эмитента, инвестора, производителя и потребителя. По мере продвижения общества к более сложной системе - социуму - фрактальное подобие индивидов дополняется тремя их ипостасями - этнической, социальной и духовной, роль которых в новых условиях неизмеримо возрастает.
Все отчетливее проявляющаяся самоидентификация личности, ее отказ оставаться пассивным потребителем идеологии, вырабатываемой элитой, способствуют усилению самоорганизации, становлению социального подхода к росту (нелинейная динамика) в отличие от факторного, технологичного подхода (линейная динамика). Такова глубинная основа изменений в теориях экономического роста, в том числе теориях догоняющего развития. Такова и глубинная причина возрождения своеобразного, встраивающегося в глобализацию «почвенничества» в догоняющих странах.
Проблема догоняющего развития стала действительно актуальной в настоящее время - в период бурной глобализации. В 1950-е годы догоняющее развитие опиралось на экономическую классику. Именно тогда родилась идея производственной функции как нормативного метода расчета суммарной эффективности основных факторов производства - труда и капитала.
В 1960-е годы строгую классику сменила неоклассика, в рамках которой уже давно разрабатывали идею совокупности факторов роста, а теперь сформулировали и обосновали особую роль технического прогресса как ведущего эндогенного фактора экономического роста. Япония показала, как можно обеспечить резкий сдвиг в индустриализации и развитии высокотехнологичной промышленности. Значение этого урока в том, что энергетическим источником успеха выступила высокая сосредоточенность всего общества - элиты и простого народа - на решении поставленной задачи европеизации страны (Скворцова, 2012).
В 1970-е годы, когда главной опорой интенсивной глобализации стала политизация экономики и общества, теоретическая экономика продвинулась в разработке идей кейнсианства и посткейнсианства. Кейнсианство своим авторитетом подкрепило реформаторские усилия государства, предполагая наличие сильной финансовой системы, представленной центральным банком, финансовым рынком и госбюджетом. Кейнс еще до Первой мировой войны предрекал победу не тому государству, у которого хорошо вооруженная и умелая армия, а тому, у которого имеется развитая финансовая система.
Международные финансовые институты сумели в 1970-1980-е годы обеспечить качественный рывок в развитии мирового рынка и мировой финансовой системы. Интенсивная глобализация - детище денежного капитала. По Дж. Хиксу, важнейшей функцией денежного капитала становится инвестиционная. Именно она заложила основу догоняющего развития при опоре на мощные структуры - международные политические и экономические объединения. Таким образом, догоняющее развитие стало проблемой финансово-кредитных отношений, глобальным субъектом которых выступает государство. Любопытно, что финансовые рынки выполняют функцию защиты демократических рыночных начал. Так, кризис 2007-2009 гг. выявил взаимную потребность государства и центрального банка в антикризисной защите, тогда как финансовый рынок занял более последовательную рыночную позицию.
В 1980-1990-е годы стала формироваться единая система глобальной экономики с абсолютным приоритетом государства, что, конечно, не отменило своеобразия устройства национальных государств, элиты и общества в целом. Здесь возникло некое противоречие, поскольку национальная экономика имела одну меру - состояние бюджета, его ресурсов и обеспеченную или не обеспеченную им социальную, экономическую, в том числе индустриально-инновационную, политику. Вообще, внутренняя и внешняя политики государств в итоге определялись их финансовыми возможностями. В связи с этим можно утверждать, что мировая экономика приобрела черты бюджетной, что выразилось, например, в приведенной выше схеме Мински.
Интересно, что эта схема отражает стадии развития денежного капитала (национального, мирового, глобального), в котором все больше проявлялись признаки денежной экономики с растущей ролью государства и госбюджета. Мы же выделяем виды капитала с точки зрения их роли как базиса воспроизводственных моделей с учетом свойственных им форм стоимости 5 в рамках теории Маркса. Это открывает другую перспективу - синергетическую, в которой усиливается роль рынка, правда, имеющего более сложное строение.
Сегодня можно говорить о мировом финансовом кризисе в смысле кризиса денежного капитала, причем глобального. Ситуация не менее тяжелая, чем в период Великой депрессии. Тогда БКЦ разрешился Второй мировой войной, после окончания которой и получила распространение практика догоняющего развития.
Довольно сильное напряжение в мире существует и сейчас. Однако современный БКЦ разворачивается в иных условиях. Если в начале 1930-х годов денежная экономика, которой предстояло стать глобальной, еще только складывалась, то сегодня мы живем в целостной мировой системе денежного капитала. Ее глобальные риски, во-первых, связаны с превращением капитала в доход, то есть с секьюритизацией. Во-вторых, в ней сформировалось противоречие, подрывающее функционирование единой мировой системы инвестиционного экономического роста. В-третьих, базовым риском стал мировой кризис ментальности, чреватый войной между двумя основными цивилизациями - христианской и исламской.
Нужно перевести риски глобального денежного капитала и адекватного ему БКЦ в режим формирования нового БКЦ на базе финансового капитала. Как это сделать?
Во-первых, разделить капитал и доход, то есть устранить смешение капитала и дохода в пользу дохода, свойственное секьюритизации.
Во-вторых, восстановить целостность инвестиционного рынка, объединив дефляционный («американский») и инфляционный («российский») типы экономического роста.
В-третьих, наладить культурные и экономические отношения между цивилизациями, отказавшись от погони за максимальными темпами роста ВВП и заложив синергетические основы функционирования мировой и национальных экономик.
Что нужно предпринять, чтобы разделить капитал и доход (первый риск)? Самый простой ответ - локализовать процесс догоняющего развития в границах национального государства. Вопреки классической теории, не знающей границ для денег, опереться на национальную специфику и, следовательно, на национальные деньги, а точнее, на национальный денежный капитал.
К сожалению, это не решает проблему текущего бифуркационного кризиса. Он поставил мировое сообщество перед ложной дилеммой: либо рациональный выбор по классической теории рынка с опорой на авторитет мировых лидеров, либо крен в сторону закрытой экономики и закрытого государства (автократии). Здесь невозможен ответ типа «что лучше, а что хуже», поскольку мировая экономика вошла в бифуркационный кризис как целое, и соответствующее решение нужно искать на уровне мировой экономики в целом.
Вместе с тем рациональный выбор - именно по этому пути сейчас пошла мировая экономика - также не подходит. С одной стороны, денежная экономика выродилась в спекулятивную. С другой стороны, государство, взяв на себя экономическое лидерство, перекрыло возможности участия рынка в формировании экономической стратегии, которая имеет теперь короткий временной горизонт, хотя достигнутый масштаб мировой экономики требует освоения воспроизводственных моделей БКЦ.
Современный инвестиционный рынок оказался полностью дезорганизован (второй риск), так как превратился в часть бюджетной экономики - это не уровень капитала, а уровень дохода. Значит, невозможна экономическая стратегия. Кроме того, распались дефляционные и инфляционные механизмы формирования инвестиционного спросо-вого потенциала. Чтобы восстановить их единство, нужно объединить «американский» и «российский» типы расширенного воспроизводства. В то же время разрыв между ними носит мировой характер, ибо речь идет о двух мировых лидерах. Вокруг США группируются страны, в которых темпы роста сбережений выше темпов роста инвестиций, а вокруг России - страны, в которых динамика инвестиций намного опережает темпы роста сбережений. Конечно, наши рассуждения носят условный характер, но они отражают вероятность распада мировой экономики.
Для предотвращения кризиса ментальности и столкновения цивилизаций (третий риск) необходимо формировать культурную и социально-экономическую основы для союзнических отношений между христианской и исламской цивилизациями. Однако этого недостаточно. Важно преодолеть фетишизацию погони за максимальным темпом экономического роста. Такой темп создает сильную нагрузку на все компоненты экономики. Косвенно это вносит дисгармонию в обе подсистемы мирового рынка (как дефляционную, так и инфляционную), соответственно нарушается спокойствие в межцивилизационных отношениях. С учетом этого надо иметь эффективную экономику и высокий потребительский спросовый потенциал в мировой экономике в целом. А это уже проблема сложной синергетической системы.
Мы не рассматриваем здесь структуру и институты ментальности, которые органически входят в экономику как синергетическую систему. Предлагаем читателям ознакомиться с нашей монографией на эту тему (Евстигнеева, Евстигнеев, 2011). Здесь же только подчеркнем, что нарастающий интерес общественности к внутренним проблемам догоняющего развития неразрывно связан с включением ментальности в самую их суть.
Выше мы попытались проанализировать изменение представлений об источниках экономического роста и доказать неотвратимость перехода от традиционного догоняющего развития к новой, более современной синергетической модели (в том числе и для стран, которых догоняют). В ее рамках конвергенцию уже не рассматривают как синоним навязывания чужого опыта, допускается его обоюдное заимствование как развитыми, так и развивающимися странами. В новой модели все субъекты хозяйства - от государства до каждого индивида - начинают играть по принципиально иным правилам. Следуя им, они выступают творческими партнерами и конкурентами как на национальном, так и на мировом рынке. Тем самым они получают равные шансы на успех. 1 В связи со сказанным представляется содержательным поставленный В. May вопрос о различиях догоняющего развития в индустриальном и постиндустриальном обществах. При этом автор полагает, что во втором случае правильнее говорить не о концепции догоняющего развития, а о «стратегии прорыва», которой нужно следовать при «снижении созидательного масштаба централизации» и обеспечении «устойчивой демократии» (May, 2002).
2 В качестве примера можно напомнить о том, как в 1960-е годы А. Гершенкрон критиковал «академика» У. Ростоу за то, что его статические «стадии роста» проходят в однообразной механической последовательности, не учитывающей текущие и стратегические изменения на каждой стадии.
3 Models and Theories of Economic Growth. en.wikipedia.org/wiki/Economic_growth.
4 Последовательная эндогенная теория роста Ромера и Лукаса (конец 1980-х годов) уже включала концепцию человеческого капитала, навыки и знания, повышающие производительность труда. В отличие от случая производительного капитала, при накоплении человеческого капитала растут темпы капиталоотдачи, в результате экономика никогда не находится в устойчивом состоянии. Темпы роста не снижаются по мере накопления капитала, а зависят от его вида. В центре внимания оказываются факторы увеличения человеческого капитала (например, образование) и технологических изменений (например, инновации).
5 Финансовый капитал, денежный капитал, производительный (внутренний кластерный) капитал, социальный капитал.

Список литературы

Вишневский А. (2002). Историческая эволюция России: догоняющее развитие или особый путь? // Мир России. Т. 11, № 3.
Гайдар E. (2003). Современный экономический рост и стратегические перспективы социально-экономического развития России. М.: ИЭПП.
Глазьев С. (2012). Современная теория длинных волн в развитии экономики // Экономическая наука современной России. № 2.
(2010). Экономика как синергетическая система. М.: ЛЕН АН Д.
Евстигнеева Л., Евстигнеев P. (2011). Новые грани ментальности. Синергетический подход. М.: ЛЕНАНД.
May B. (2002). Посткоммунистическая Россия в постиндустриальном мире: проблемы догоняющего развития // Вопросы экономики. № 7. [Май V (2002). Post-Communist Russia in Post-Industrial World: Problems of Catch-up Development // Voprosy Ekonomiki. No 7.]
Розмаинский И. (2009). Вклад X. Ф. Мински в экономическую теорию и основные причины кризисов в позднеиндустриальной денежной экономике // TERRA ECONOMICUS (Экономический вестник Ростовского государственного университета). Т. 7, № 1.
Скворцова E. (2012). Япония: кризис культурной идентичности при встрече с западной цивилизацией // Вопросы философии. № 7. С. 52-64.
Солоу P. (1996). Перспективы теории роста // Мировая экономика и международные отношения. № 8. С. 66-77.
Хэ Чуаньци (ред.) (2011). Обзорный доклад о модернизации в мире и Китае (2001 - 2010). Москва. [Не Chuanqi (ed.) (2011). The Survey of Modernization in the World and in China (2001-2010). Moscow.]
Burkett P., Hart-Landsberg M. (2003). A Critique of "Catch-up" Theories of Development // Journal of Contemporary Asia. Vol. 33, No 2.
Mathews J. A. (2006). Catch-up Strategies and the Latecomer Effect in Industrial Development // New Political Economy. Vol. 11, No 3.
Nelson R. R. (2005). Economic Development as a Catch-up Process: What Is Different about the Current Environment, www.ase.tufts.edu/gdae/about_us/leontief/ Nelson_remarks.pdf.
Rindermann H., Sailer M., Thompson J. (2009). The Impact of Smart Fractions, Cognitive Ability of Politicians and Average Competence of Peoples on Social Development // Talent Development & Excellence. Vol. 1, No 1. P. 3-25.

Экономическая стратегии, преследующая цель преодолеть отставание страны по уровню развития, называется догоняющим развитием. Широко известны две модели догоняющего развития: импортозамещающая и экспортоориентированная.

Базирующаяся фактически на меркантилистской теории, импортозамещающая модель в полном объеме сложилась вначале к послереволюционной России, затем в других социалистических государствах, а также в крупных странах Латинской Америки и Азии (Аргентине, Бразилии, Мексике, Индии, Пакистане). Частично этой модели придерживались в 30-40-е гг. и многие развитые страны.

Суть данной модели заключается в протекционизме по отношению к большинству отраслей национальной экономики, часто подкрепленном государственной монополией внешней торговли и неконвертируемостью национальной валюты. Протекционизм благоприятствует развитию импортозамещающих отраслей, монополия (полная или частичная) внешней торговли также ослабляет конкуренцию отечественным товарам со стороны иностранных, а неконвертируемость национальной валюты препятствует вывозу национального капитала, концентрируя его во внутренних капиталовложениях.

Данная модель способствует созданию многоотраслевой экономики, включая самые современные производства. Однако на практике сокращается лишь импорт потребительских товаров, а импорт инвестиционных товаров растет, увеличивается дефицит конвертируемой валюты и, главное, многие новые (и даже старые) отрасли национальной экономики оказываются некойкуренто-

способными на мировом рынке, так как создавались или привыкли к «тепличным» условиям протекционизма.

Экспортоориентированная модель сложилась еще в прошлом веке в наиболее развитых странах (примером может быть пионер индустриализации и свободы внешней торговли - Великобритания)* Апеллируя к Смиту и Рикардо, сторонники этой модели смогли ее реализовать и в других, в том числе отстающих, странах* Ориентация создаваемых отраслей преимущественно на внешний рынок с самого начала заставляла их поддерживать высокую конкурентоспособность, которая еще больше усиливалась, если страна имела небольшие (или нулевые) ввозные пошлины* Подобная экспортная ориентация могла сочетаться с активным привлечением к экспортному производству иностранного капитала, особенно если в стране были невысокие налоги, политическая и социальная стабильность и иностранному капиталу предоставлялись льготы.

Однако во многих странах модель экспортоориента- ции включала и элементы импортозамещения, так как в ряде экспортоориентированных отраслей сохранялись высокие ввозные пошлины*

Успешное использование эксиортоориентированной модели, точнее, одной ив ее модификаций (ориентация на экспорт, но без свободы доступа конкурирующих товаров и капиталов на внутренний рынок) Японией, а затем Южной Кореей подтолкнуло Китай и другие крупные страны Азии и Латинской Америки применить эту модель у себя. Однако максимально ее использовали (причем скорее в чистом, а не в модифицированном виде) те новые индустриальные страны, средние и малые размеры которых с самого начала не позволяли им создавать многоотраслевую экономику* Прежде всего это относится к таким космополитическим городам-государствам, как Сингапур и Гонконг* Несмотря на проблемы, вытекающие из усиления их участия в мировой экономике, страны, использовавшие экспортоориентированную модель развития, продемонстрировали ее преимущества, выразившиеся прежде всего в их высоких темпах экономического развития.

Концепция догоняющего развития

Источники

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Концепция догоняющего развития" в других словарях:

Политическая экономия, политэкономия одна из общественных наук, предметом которой являются производственные отношения и законы, управляющие их историческим развитием. Содержание 1 Этимология термина … Википедия

- █ Первый мир Капиталистические страны █ Второй мир Социал … Википедия

Возможно, эта статья содержит оригинальное исследование. Добавьте ссылки на источники, в противном случае она может быть выставлена на удаление. Дополнительные сведения могут быть на странице обсуждения. (9 июля 2011) … Википедия

Политическая экономия (сокр. политэкономия, англ. Political Economy; нем. Politische Ökonomie; фр. Economie politique; ит. economia politica) методологический подход к экономической теории, согласно которому предметом экономической теории… … Википедия

Модернизация - (Modernization) Модернизация это процесс изменения чего либо в соответствии с требованиями современности, переход к более совершенным условиям, с помощью ввода разных новых обновлений Теория модернизации, типы модернизации, органическая… … Энциклопедия инвестора

Африка. Экономическая наука - В колониальный период в Африке господствовали буржуазные экономические концепции метрополий. Экономическая мысль стала складываться в самостоятельное научное направление с достижением странами континента политической независимости. Основной… … Энциклопедический справочник «Африка»

- (от позднелат. totalitas цельность, полнота, totalis весь, целый, полный) форма общественного устройства, характеризующаяся полным (тотальным) контролем гос ва и правящей партии над всеми сторонами жизни общества. Слово «тоталитарный» начало… … Философская энциклопедия

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Иноземцев. Владислав Леонидович Иноземцев … Википедия